Птичка певчая - Страница 72

— Хватит, ханым-эфенди! Я не допущу такого безобразия. У меня нет времени, от ваших дел с ума можно сойти! — и, схватив бумаги, кинулся в кабинет заведующего.

В комнате сидели ещё два секретаря. Один был в чалме, другой — молодой человек, у которого только начали пробиваться усики. Во время моей беседы со старшим секретарём они, казалось, были всецело поглощены работой и не обращали на нас никакого внимания.

Но не успел старший секретарь выйти из канцелярии, как оба чиновника вскочили со своих мест, припали к двери кабинета заведующего и стали подслушивать.

Впрочем, секретари старались напрасно: через две минуты Решит Назым разразился такой громовой бранью, что его можно было услышать не только в соседней комнате, но даже на улице.

Секретарь в чалме радостно похлопал молодого по спине и сказал:

— Да наградит аллах нашего мюдюр-бея. Дай-ка жару этому рогоносцу! Пусть неверный проучит безбожника!

Заведующий выговаривал старшему секретарю:

— Надоел ты мне, милый, надоел! Что это за формализм?! Ты заплесневелый бюрократ. Женщина права. Ведь не может она родить тебе такую стародавнюю расписку!.. Если ты ничего не соображаешь, — ступай отсюда. Иди, можешь убираться куда хочешь. Сам не уйдёшь, я тебя уберу. Живо! Тотчас пиши заявление об отставке. Не напишешь — ты не мужчина!

Я чувствовала себя очень неловко.

— Послушайте, господа, — обратилась я к чиновникам, — кажется, я невольно стала причиной большой неприятности. Может, мне лучше уйти?.. А то разгневанный старший секретарь скажет мне что-нибудь неприятное.

Секретарь в чалме готов был плясать от радости.

— Нет, сестричка, — сказал он, — не придавай этому никакого значения. Так и надо рогоносцу! Наглый пёс на шею сядет, если кто-нибудь ещё более бессовестный изредка не будет воздавать ему по заслугам. Да наградит тебя аллах. После такой взбучки он успокаивается на несколько дней. И сам отдыхает, и мы тоже.

Заведующий за дверью умолк. Чиновники тотчас бросились по своим местам. Секретарь в чалме громко зашептал:

— Хорошая поговорка: «Пусть неверный проучит безбожника…»

В канцелярию вошёл старший секретарь. У него заметно тряслись колени и борода. Не поворачивая головы, он краем глаза взглянул на своих коллег. Те так смиренно и старательно работали, что бюрократ, получивший только что взбучку, успокоился и, бормоча себе под нос, сел на место. Но он ещё долго не мог оправиться, пыхтел, отдувался, наконец тихо заговорил:

— Пятьдесят лет рогоносцу, занимал такие посты, а в делах разумеет меньше нашего сторожа! Сам он завтра уберётся отсюда к чёртовой матери, а гром грянет на наши головы. Так и будет. Наскочит какой-нибудь ревизор, глянет в наши бумаги и тут же скажет: «Ну и типы, ну и ослиные головы! Почему нет расписки на эти двести пятьдесят курушей? Как вы допустили такое безобразие?» Он будет прав, если всех нас загонят на скамью подсудимых. Есть закон о государственной казне. С ним шутки плохи. Клянусь аллахом, если даже мы все околеем, эти деньги вычтут с наших внуков и правнуков.

Секретари подняли головы от конторских книг и с почтительным видом слушали эти проникновенные слова.

Старший секретарь счёл обстановку благоприятной и спросил:

— Слыхали, какую чепуху нёс этот тип?

Секретарь в чалме сделал удивлённое лицо:

— А что такое? Мы слышали какой-то голос… Но к вам ли это относилось?

— Частично ко мне… Пустомеля!

— Не огорчайтесь. Что он понимает в делопроизводстве? Не будь вас, в этом учреждении в три дня все пошло бы прахом…

И это говорил секретарь в чалме, тот самый, который минуту назад, как ребёнок, радовался, слушая, каким оскорблениям подвергается его старший коллега! Господи, что за странные люди!

Но прогнозы секретаря в чалме оказались верными. После полученной взбучки старший секретарь заметно смягчился и успокоился. Он закурил сигару и, попыхивая во все стороны, сказал:

— Эх, и это благодарность людям, которые так преданно служат государству!

Старший секретарь больше не придирался и в один миг принял от меня дела.

Когда я минуту спустя опять вошла в кабинет заведующего, у меня от усталости подкашивались ноги, а в глазах потемнело.

Решит Назым был занят уже другим делом. Под его руководством слуги вытирали в комнате пыль. Он ругал их, заставлял по нескольку раз перевешивать картины на стенах, а сам то и дело поглядывал в ручное зеркальце, поправляя причёску или галстук.

Несколько фраз, которыми заведующий обменялся с пожилым эфенди, по-прежнему сидевшим в углу комнаты, объяснили мне причину столь тщательных приготовлений: в Б… приехал французский журналист Пьер Фор. Вчера на приёме у губернатора Решит Назым познакомился с ним и его женой. По словам заведующего, Пьер Фор был очень интересным человеком, и он надеялся, что журналист обязательно напишет ряд статей под заголовком: «Несколько дней в зелёном Б…».

Решит Назым взволнованно рассказывал:

— Супруги обещали нанести мне визит сегодня в три часа. Я покажу им несколько наших школ. Правда, у нас нет такой школы, которую мы могли бы с гордостью показать европейцу, но мы прибегнем к политическому манёвру. Во всяком случае, я надеюсь, нам удастся вырвать статейку в нашу пользу. Хорошо, что здесь я. Случись это при моём предшественнике, мы бы с головы до ног опозорились в глазах европейцев.

Я продолжала стоять у дверей возле ширмы.

— Ну, что ещё, ханым-эфенди? — спросил меня торопливо заведующий.

— Я сдала все дела. С формальностями покончено, эфендим.